– Помолитесь вместе со мной, Джо.
Священник взошел на кафедру – старинное сооружение из резного дерева, которое словно парило в воздухе, а Ласситер сел на скамью, чувствуя себя крайне неловко. Он не молился уже очень давно и, говоря по правде, не желал делать этого в данный момент, особенно в обществе делла Торре. Ему казалось, что вставать на колени перед этим человеком опасно.
И тем не менее Джо чувствовал себя таким одиноким, что пребывание в крошечной церкви напомнило ему о детстве, когда он и Кэти сидели бок о бок в Национальном соборе – «седьмом по величине храме мира». Сколько раз им твердили об этом? Сто, может быть, даже больше. Они обожали собор с его витражами, возвышенной музыкой, страшноватыми склепами под полом, высокими готическими шпилями и глупыми, но тем не менее ужасными горгульями. Теперь все это навсегда осталось в прошлом. С тех пор он ни разу там не был.
Делла Торре парил вместе с кафедрой, колеблясь в странном освещении и в то же время оставаясь удивительно твердым, подобно статуе, застывшей в молитвенной позе – сложенные ладони и склоненная голова. Свет образовывал подобие нимба над его густой курчавой шевелюрой. Он был само совершенство.
– Нет больше боли, – шептал делла Торре, и Ласситеру показалось, что этот жалобно причитающий голос чудесным образом звучит у него в голове. – Нет больше боли, – повторил делла Торре, прижимая ладони к груди и поднимая взор к потолку (Ласситер сидел, не в силах пошевелиться). – Мы предстали перед Тобой в Твоем доме, чтобы Ты, Господи, узрел свое чадо, испытывающее боль. Изыми жажду мести из его сердца, Господи, и сделай так, чтобы оно снова принадлежало Тебе. Ибо мщение принадлежит только Тебе. Прими его в свое сердце, Господи! Избавь от ненависти! Очисти от зла!
Слова словно лились со всех сторон, даже сверху.
– Мы пришли в дом Твой, Господи…
– Scuzi!
Делла Торре замер с открытым ртом, как выброшенная на берег рыба.
– Scuzi, papa…
По проходу между скамьями, покачиваясь, брел вдрызг пьяный старикашка. С блаженной улыбкой он шлепнулся на колени, взглянул на кафедру и вдруг нырнул вперед, смачно врезавшись в пол.
Делла Торре стоял как вкопанный, но это продолжалось недолго. Ступор сменился яростью. Святой отец замахал руками и заорал упавшему пьянчуге:
– Vaffanculo! Vaffanculo!
Ласситер не знал итальянского, но понял, что слова делла Торре означали больше чем просто «Уходи!». Они означали «Убирайся отсюда, такой-разэдакий!» Физиономия священника странно преобразилась. Красота и сострадание превратились в маску злобной ненависти, но через мгновение эта ужасная маска исчезла, и делла Торре, вновь став воплощением всепрощения, сошел с кафедры и помог старику подняться.
Ласситер подошел поближе.
– Давайте отведем его в мою комнату, – сказал священник. – Я знаю этого старика и позвоню его жене.
Подхватив пьяного с двух сторон, они отволокли его в кабинет. Оказавшись в офисе, впавший в беспамятство старик с воплем «Папа! Папа!» толкнул священника обеими руками. Делла Торре попятился, и из его кармана выпал какой-то предмет.
Маленький флакончик. Ласситер завороженно смотрел, как бутылочка запрыгала по полу. Когда она остановилась, чудом не разбившись, Ласситер поднял ее и поднес к глазам.
Это была точная копия сосуда, изъятого полицией у Гримальди. Ласситер вспомнил, как увидел флакон первый раз, сидя вместе с Риорданом в кабинете врача в Фэрфаксе. Крошечная бутылочка в медицинской кювете и нож с запекшейся кровью и прилипшим к этому страшному пятну тоненьким нежным волоском. Волоском Брэндона. Перед мысленным взором Джо промелькнуло сделанное в полиции фото – грубое стекло, кресты и металлическая крышечка в виде короны.
– Благодарю вас, – произнес делла Торре, протягивая руку. – Просто удивительно, что она не разбилась.
– Думаю, мне пора, – опустив голову, выдавил Ласситер. – Мне надо успеть на самолет.
И прежде чем священник успел ответить, он зашагал к дверям. Делла Торре бросился следом, стараясь попадать в шаг.
– В чем дело, Джо? – спросил он дрожащим голосом. – Умоляю, вернитесь! Ведь мы еще не закончили.
Ласситер даже не обернулся. Его губы шевельнулись, однако то, что они прошептали, услышал только он сам.
– Ты прав, сукин сын. Дело еще не закончено.
Ласситер совершенно не помнил, как добрался до гостиницы. Его мысли были заняты делла Торре и особенно его странным согласием видеть в посетителе журналиста. Почему священник не пожелал сразу разоблачить его? «Мы могли бы ходить кругами несколько часов, – подумал Ласситер, – если бы я не осмелился напрямую спросить о Гримальди». После этой встречи дело приняло еще более таинственный оборот. Делла Торре с самого начала знал, кто такой Ласситер, и тем не менее согласился принять его. Почему? Вся эта шарада, казалось, не имела смысла.
В конце концов Ласситер решил, что делла Торре согласился принять его только для того, чтобы оценить лично, и, разыгрывая эту сцену, показал свое могущество. Священник поступил как бандит, который якобы случайно сбрасывает пиджак, чтобы продемонстрировать «кольт» за поясом и оказать психологическое давление на противника.
Так или иначе, но он явно хотел удержать Ласситера в своем обществе, и ему было наплевать, что знает или о чем догадывается гость.
Последняя мысль посетила Ласситера, когда такси уже затормозило перед входом в отель. Сунув шоферу пачку лир, Ласситер бросился к вестибюлю. Служащий за стойкой поднял голову и воскликнул:
– Синьор!
Ласситер не останавливаясь оглянулся: